В детстве, когда диван был огромным полем, а двор - бесконечным царством, мир воспринимался буквально. Каждое событие - маленькая буква, и они собираются, словно на войну, и становятся перед тобой единым текстом красивой летописи. Хочется сказать, летописи выкалиграфированной, с кучей рюшечек, ненужных завитушечек. Всё это перед глазами, будто оказался в булочной: Кажется, что узлы теста, нахлобученные на тело хлеба и обсыпанные черной трепетностью тмина, не только задают форму, но и служат какой-то высшей цели.
Именно в тот период я и услышал простую вещь, которая объяснила мне всё об этой жизни.
Вскарабкавшись на увешанную лоскутами коры черешню, я взирал на улицу. Вечер бил землю прохладой, так мягкая кошачья лапа шлепками добивает мышь.
Громко раздалось: "Люди! Зубы! Бога". Клацнуло и затихло. Голос был взрослым, а взрослые умнее. Маленький я был послушным и ещё не понимал того, что слушаться - значит слушать себя.
Люди - зубы Бога.
Я знал все три слова. Но это сочетание казалось лишенным всяческого смысла. Но взрослым виднее. Этот крик должен что-то означать.
Я засыпал с этой мыслью и мне снились гигантские челюсти, из побледневших десен торчали человеческие лица. Эта пасть жевала какую-то желеобразную жижу. Лица макались целиком в эту пакость и прессовали её, осыпая брикеты желе собственными волосами. Каждый человечек, наверняка, откусывал от жижи кусок, потому что я видел на этих лицах блаженство.
Когда я проснулся, я понял и крик, и сон. Мир – гигантский пирог, который Бог приготовил себе. А мы – его зубы, мы рассекаем, разрезаем, разрываем мир, пропуская его через себя. Позже, когда я вырос, я убедился в этом выводе.
Наивно предполагать, что мы живем в Матрице, что мы служим какой-то высокой цели. Скорей всего, все мы – лишь кисломолочные бактерии, делающие кефир. Или кишечные палочки. Или дрожжи. Но, в силу брезгливости, больше всего мне верится в то, что мы – всего лишь зубы.
В школьной столовой рядом с бюстом какого-то советского деятеля висел плакат «Жуй тщательно». В школу я попал где-то через год после своего инсайта. И хоть мир образования пах пылью и известью, простая мудрость впечатлила меня и убедила в том, что здесь действительно водятся знания.
Где-то в десятом классе я узнал, что всеми транспарантами и плакатами занимались наши трудовик и учительница ИЗО. Школьные сплетни утверждали, что каждый раз, заканчивая соцзаказ, они совокуплялись на подсохшей пропаганде, подводя символическую черту под актом творения. Возможно, и плакат в столовой был порождением их трепыхания тел.
Больше всего меня заинтересовало – что именно следует жевать тщательно. Расплывчатость формулировки позволяла предположить что угодно. Однажды услышанный выкрик нашей классной руководительницы: «Что я вам всё разжевывать должна?», плакат в столовой, жевуны из Волшебника Изумрудного города – весь мой детский мир превращался в бессмысленную работу челюстей.
Меня окружало чавкание. Если работу часов принято описывать "так-тик-так", то человеческая жизнь прекрасно помещается в "чавк" Даже плакат из столовой в свое время был увенчан этим старательно извлекаемым звуком из двух людей, увлеченных взаимопожиранием без летальных последствий. Глухое Fuck лишь недоделанная анаграмма Chufk; выброшенную 'h" взял на работу русский язык и применил для обозначения мужского начала; женское же начало в русском языке прячется, запуганное и лишенное своего чавкающего звука - однако его глубинная сущность проявляется в эдакой "бабайке" для взрослых - "пизда с зубами". Неуважительное отношение к чавку губит цивилизацию. Мудрые китайцы потому и не скрывают от мира человеческую природу, шокируя западного обитателя плодовитостью и "невоспитанностью" в приеме пищи. Я думаю, что именно это поможет Китаю взять верх над Европой в холодной войне цивилизаций.
Ближе к середине первого класса у меня появился друг, но о нем позже. Потому что произошел Инцидент. Кстати, для тех, кто не в курсе - инцидент легко разбивается на два слова: аббревиатуру и существительное. ИНЦИ (Иисус Назарянин, Царь Иудейский) и дент - зубок; как объяснял мне в вагоне-ресторане один болгарский профессор теологии Феофан Янко, сам факт инцидента означает, что у Бога на тебя зуб. Но пока хватит экскурсов в занимательную историю теологической лингвистики.
Случившийся Инцидент научил меня не бояться смерти, хоть сперва я изрядно понервничал. Дело в том, что у меня выпал молочный зуб и это напомнило мне о неизбежной кончине. Каждый день я лез языком в освободившуюся лунку и думал о смерти. Однажды, нащупав кончиком языка острый край нового зуба, я выдохнул и понял, что выпасть из десны - значит, дать начало чему-то новому. Выпавший зуб я хранил на тумбе, наивно веря, что Бог после поступит со мной так же.
Но вернемся к моему другу. Его звали Валентин, он всегда носил с собой Тетраду и записывал в нее свои мысли. Однажды он признался мне, что Тетрада – это жестокая выдумка его родителей, которые пытались знать о своем ребенке всё, заодно вырабатывая у него навык письма. Почерк у Валентина действительно был плохим, он не мог запомнить, как пишутся некоторые буквы; а те буквы, которые он сумел запомнить, в его написании выглядели, как арабская вязь. Таким образом, в его первой Тетраде царили хаос и тишина, ум и истина.
На взгляд Валентина, моя идея с зубами Бога имела право на существование, но с небольшим нюансом. «Где зубы, там и Стоматолог» - подняв палец, сказал Валентин. Он утверждал, что помимо Бога должна существовать женщина зубной техник София Павловна. «Боженька сам помочь себе не может. И страдает, и страдает. Как муравей без лапок». - договорил он и начал ловить муравья, чтобы показать мне страдающего Бога. Вот так мы впервые подрались. Дело было не в кощунственном искажении моей веры. Мне просто было жалко муравья.